На главную
Календарь с кукушкой
Обложка

Календарь с кукушкой


 Предисловие 
 
   Если бы творчество Татьяны Замураевой мне предложили охарактеризовать только одним словом, я выбрал бы 
слово «искренность». 
   Именно предельно точная, почти медицински скрупулезная фиксация во всех подробностях собственного 
эмоционального состояния создает неповторимый эффект ее концертов. Причем я и сам ловил себя на мысли, и 
от других слышал, что эта безжалостная к себе откровенность женщины на сцене вызывает чувство неловкости, 
ощущение проникновения в личное пространство глубоко переживающего человека. И это для Татьяны не 
только художественный прием, это основа ее творческой философии: искусство не может быть удобным (в том 
числе для автора), не должно стать частью сферы обслуживания. Дискомфорт, испытываемый ее слушателем и 
читателем, – сложная гамма сопереживаний и сопоставлений своего состояния с чувствами человека, на миг 
оказавшегося рядом и беззащитно открытого. 
   В наше время, когда слово «неудачник» (или его интернационализированно-модернизированная версия 
«лузер») далеко опередило по оскорбительности эпитеты «подлец» и «дурак», люди не просто стали прятать свои 
чувства, они попытались научиться обходиться вовсе без них. Ведь совершенно понятно, что все не могут быть 
успешными (достижения, доступные всем, перестают считаться успехом), а преуспевающий человек не может 
быть удачливым абсолютно во всем, – где-нибудь да мелькнет предательски «лузерская» грустная улыбка или 
выдаст усталый вздох «неудачника» – и прозвучит сочувственно-брезгливое: «У тебя проблемы?» – по интонации 
и последующему увеличению дистанции больше всего похожее на вопрос о неприличной заразной болезни. А не 
выдать себя есть только один способ – перестать чувствовать! И люди массово стали осваивать науку жить без 
эмоций, кроме самых простых, почти физиологических реакций. 
    Татьяна не боится чувствовать, не прячется за абстрактную лирическую героиню, – в ее песнях и стихах 
всегда она сама, то глубоко несчастная, то восторженно-влюбленная, то зло подшучивающая над собой, то 
ужасающаяся несовершенству мира или восхищающаяся его очарованием, но всегда рискованно узнаваемая. 
    И наверно именно за это любят ее творчество прежде всего те, для кого эта вызывающая готовность не быть 
равнодушно-успешной, невозмутимой, прагматичной – спасительный сигнал, что они не одни еще сохранили 
живые человеческие эмоции, флаг, поднятый над местом сбора людей, сберегших свою способность глубоко и 
искренне переживать.
    Но и тем, кто спрятал свои эмоции на самое дно личности, полностью подчинившись моде на меркантильное 
равнодушие, то, что делает Татьяна Замураева, не менее, а может, и более нужно: возможность увидеть, как 
красив и привлекателен чувствующий человек, – лучшая терапия для души того, кто болен страхом живой, 
настоящей жизни. 
   И еще на одной яркой особенности Татьяниной поэзии хотелось бы остановиться – подчеркнутой и 
одновременно очень естественной ее женственности. Когда я назвал посвященную Замураевой песню «Бардесса», 
на меня накинулись ревнители чистоты русского языка, утверждая, что поэт, поющий собственные стихи под 
гитару, должен называться «бардом» в независимости от половой принадлежности. Не могу с этим согласиться: 
когда результат работы профессионала не должен зависеть от того, мужчина это или женщина (как, например, в 
случае врача, инженера, юриста и т. п.), мы используем название его профессии всегда в мужском роде, но слово 
«бардесса» явно продолжает лексический ряд «поэтесса», «певица», «актриса», указывая на бессмысленность и 
эстетическую невыразительность бесполого искусства. Даже откровенно травестийные маски женщин-творцов в 
лучших своих образцах всегда выдают авторскую хрупкость и провокативную эмоциональность, свойственную 
слабому полу, а уж в стихах и песнях Татьяны женское начало – один из магнетических источников 
притягательности, позволяющий слушательницам и читательницам (вот еще одна сфера деятельности, где 
гендерная определенность имеет значение) услышать в них не только собственный голос, но и ощутить свое 
полное слияние с автором-героиней, а мужской части публики с нежностью, опаской и удивлением наблюдать за 
обычно столь тщательно скрытым и потому особенно волнующим миром непоказных, глубинных переживаний 
женщины. 
    Когда Татьяна сообщила мне, что готовится к изданию книга ее стихов и песен, я всерьез заволновался, не 
потеряют ли произведения, вызывающие такой живой отклик, когда их поют и читают со сцены, своей 
магической силы, будучи положенными на холодную бумагу, лишенные интонаций авторского голоса.
   Мои опасения были абсолютно напрасными: поэтесса сумела, решительно и в то же время бережно сохраняя 
главное – настроения, чувства и мысли, – переработать для публикации накопленное за годы творчества. И 
теперь я глубоко убежден, что эта книга не только станет возможностью для всех, кто любит музыкально-
поэтические жемчужины мира псковской бардессы, перелистывая страницы, еще раз ощутить неповторимое 
очарование ее выступлений, но и, как вполне самоценное произведение, покажет дорогу в этот мир новым 
приверженцам яркого, эмоционального и очень искреннего творчества Татьяны Замураевой.

                                                                       Александр Мирвис



 От автора

   Много лет я мечтала издать сборник своих стихов и песен, и вот случилось чудо. Кто-то где-то повернул стрелки, 
и…
   Так получилось, что я не умею рассказывать о своих проблемах и переживаниях, просить совета. Мне всегда 
было проще читать и искать в книгах и в самой жизни ответы на мои вопросы, но потребность поговорить всё-
таки была, и я стала «разговаривать» с бумагой. Так я начала писать. Первое своё ощущение я записала в 
тринадцать лет. Я точно помню, где и почему было написано это детское стихотворение. Мне явно было одиноко. 
Вот с этим глубоким убеждением – что каждый человек в этой жизни бесконечно одинок – я и живу по сей день.
   Хочу выразить свою искреннюю признательность моим друзьям, которые поддержали меня морально и 
убедили в правильности принятого решения – выпустить сборник стихов и песен. И нет таких слов в русском 
языке, чтобы выразить то чувство благодарности, которое я испытываю к тем, кто реально помог мне в издании 
этого сборника. Одна я бы никогда не справилась. Огромное вам спасибо!
   Надеюсь, что мои стихи-рассказы, стихи-чувства найдут отклик и в ваших душах, а мне станет хоть чуточку 
теплее.   
                                                                       Татьяна Замураева




И снова дождь – источник вдохновенья –
По лужам чертит ровные круги,
Душа полна тревоги и сомненья,
Печаль и грусть – извечные враги.

Сейчас начнётся. Почернели тучи.
Проверил голос гром в немой дали.
Дождь припустил. Сорвался ветер с кручи,
Как будто заключил с дождём пари.

Я в этот шумный спор вступать не буду,
Да кто ж сравнится с удалью стихий.
Я вдохновенья попрошу, как ссуду,
И, может быть, получатся стихи.
* * *
Иду.
Впереди меня свет.
Обернусь назад – 
Полоса.
Тьма.
Куда идти? 
Вперёд? 
На свет?
Нет!
Я там сгорю в огне, в дыму,
Подобно птахе, мотыльку.
Нет. Не хочу.
Так, может, повернуть назад,
Туда – в ночную тьму
И жить в подобие червю?
Нет!
Не хочу! 
Стоять на месте силы нет,
Ну кто поможет, даст совет.
А рядом никого и нет…

			13 лет

* * *
Снег падал медленно, безвольно –
Устал играть с ним хмурый ветер.
Он в эту ночь сумел заметить, 
Что там, в окне, кому-то больно.

Я только ветер, что ж мне делать? 
Как разогнать печали муки?
Я ж не сумею даже руки
Согреть собою – дух без тела.

Я не смогу помочь и словом.
Моё лишь слышат завыванье
Или чуть слышное дыханье – 
Я только ветер бестолковый.

И он к окну печальным взглядом
Прильнул, не в силах сделать больше.
Ведь нам вдвоём не станет горше…
И он решил – побуду рядом.

Светлел восток, вставало утро,
И та, в окошке, улыбалась.
Быть рядом – ах, какая малость.
Быть рядом – это очень трудно.
* * *
Белой кошкой снег возле ног ластится, 
То зима пришла, на постой просится,
А ещё целый месяц красавицы осени,
И так не хочется межсезонья слякоти.

Клён рубахою красной полощется,
Всё застыло, замерло в ожидании,
И летит, летит, летит листва на прощание,
И лишь кто-то смелый громко поёт за рощицей.

Ах, зима, зима, злая проказница!
Ты укроешь землю хрустальным саваном.
Запоёт метель. Вьюги пойдут караванами.
Дай насытиться теплом, успеешь отпраздновать.

Потому как сердцу в чудо верится,
Хлад пройдёт, и всё будет по-прежнему,
Целый мир живёт и умирает с надеждою.
Может, от тепла души моей кто и согреется…


* * *
Я давно уже не принцесса,
Да и принц мой на белом коне
Проскакал как-то тёмным лесом
И исчез в чужой стороне.
Мне постель души не согреет,
И Москва твоя не близка…
Мне бы к родинкам, что на шее,
Прикоснуться губами слегка.

А потом я уйду, исчезну,
Как не первая и, увы,
Не последняя, прыгну в бездну
Безысходности и любви…
И, быть может, полночным блюзом 
Помянёшь меня без греха.
Я не стану ни ношей, ни грузом,
Только музою для стиха.


* * *
Ночной автобус. Фонари- 
Подсолнухи стоят.
Гори, свеча моя, гори,
Покуда ясен взгляд.

Смотрю – снежинки за окном,
Кружась, слетают в грязь.
Я вновь проехала свой дом,
И нить оборвалась.

Все еду, еду в никуда
Дорогой кольцевой.
И только верная беда
Всё следует за мной.

Пуста повозка. 
              Ночь.
                    Вокзал.
Вокруг чужие лица.
«Конечная», – шофёр сказал,
И мне б остановиться…

* * *
Скатилась тихая слеза.
Упала. Замерла в ладони.
Ещё не знает, кто она,
И восседает, как на троне.
Но через солнца оборот
Она поймёт свою судьбину,
В усмешке горькой скривив рот,
Займёт не трон, руки ложбину.
Всё кончено! 
             Не зря века
Твердили люди, знанье – сила.
Она познала, кто она,
И от бессилия завыла.
Вот так и мы, рождаясь, бредим,
Пытаясь донести мольбы.
А после по ухабам едем
В рыдване собственной судьбы.


* * *
Мерцает на столе свеча,
Ей жить осталось пять минут…
И, в преломлении луча,
Вдруг понимаю, что не тут
Я нахожусь, а где-то дальше…
Вдали от одиноких стен,
Где есть любовь и нету фальши.
И, в ожиданье перемен,
Лечу с лучом в его мерцанье,
Ведь я могу ещё успеть
Исполнить хоть одно желанье,     
Хотя бы пальцы отогреть. 
Но в изголовье встали тени
Сомнений, горечи и лет.
И я, обняв свои колени, 
Смотрю, как умирает свет.


* * *
Печален день, ушедший в никуда,
Который так и не сумел начаться.
Лишь мелкий дождь – занудная вода –
Пытается до сердца достучаться.

Обрывки фраз, как переменный ток,
Никак не могут уложиться в строчку,
Перешагнуть невидимый порог,
Чтоб я могла в конце поставить точку.

А ночь укроет снами города,
И будет ветру в такт фонарь качаться…
Печален день, ушедший в никуда,
Который так и не сумел начаться.



* * *
Полетела душа на свет.
Было ей восемнадцать лет.
Возвращалась назад пешком.
Босиком.
По крошеву битого стекла.

И летела ей пыль в лицо,
Тучи сыпали вслед свинцом,
Серый мир на плечах повис,
Тянет вниз.
Притомилась душа, легла.

Да легла у того ручья,
Где когда-то, ещё ничья,
Испила чашу страстной любви. 
Посмотри,
Куда она тебя привела.
И задумалась тут душа – 
Ноги в кровь, в руках ни шиша,
Переломано всё в груди. 
Впереди
Ни пристанища, ни угла.

И решила – не стану пить,
Одинокой спокойней жить.
Не сдержалась! Совсем чуток. 
Лишь глоток –
Подарила любовь два крыла.
.................................................................

Ты опять полетишь на свет?
Позабудешь, что сорок лет?
Возвращаться назад пешком! 
Босиком!
По крошеву битого стекла…


* * *
Всю ночь шёл дождь.
Шагал по крышам,
По ярко крашенным зонтам,
По головам, по мыслям свыше, 
По ненаписанным стихам.
Всю ночь шёл дождь.

Всю ночь шёл дождь.
А утром птицы
Ему сказали: – Друг, пора. 
Пора уже остановиться,
И на покой давно пора.
Ведь шёл всю ночь.

Всю ночь шёл дождь.
В изнеможенье, 
Он, обернувшись, увидал, 
Что, проведя всю ночь в движенье,
Он мест своих не покидал.
А шёл всю ночь.

Всю ночь шёл дождь.
А я всю жизнь. 
И сожаленью нет предела,
Что мы бесцельно пролились
И как-то, в общем, между делом.
А шли всю жизнь.
Р. S.
Лишь лужи серые одни
Свидетели тому движенью,
Что мы шагали, как могли,
Да всё на месте, к сожаленью.



* * *
Мела подолом осень по асфальту.
Клонился вечер. Все ложились спать.
И только старому седому музыканту
Хотелось в этот вечер поиграть.

На стареньком усталом саксофоне
Он в подворотне, скрывшись от дождя,
Играл о чём-то грустном, незнакомом,
Но близком и понятном для меня.

И, будто бы в ускоренном движенье,
Передо мною вихрем пронеслось
Всё то, о чём в своём воображенье 
Мечтала… только в жизни не сбылось.
Как он играл! 
              К его ногам летели
Букеты листьев – осени цветы.
Я ж с ощущеньем близости метелей  
Заплакала, ведь сожжены мосты…

Отчаянно мне вторил дождь на крыше,
А с губ моих сорвалось, будто стон:
 – Спасибо, музыкант… –
                        Но он не слышал,
Под мышкой унося свой саксофон.

* * *
Свет полыхнул. 
               Иссяк. 
                      И снова тьма
Окутала уставшее сознанье.
И только там, за краешком окна,
Пытается светиться мирозданье.

Уснуть. Не думать больше ни о чём,
Закутаться поглубже в одеяло
Так, словно я здесь вовсе ни при чём.
 – Я НИ ПРИ ЧЁМ! –
                   Нет, легче мне не стало.
Бежать…
         Бежать? 
                 Конечно же! 
                             Бежать!
Кроссовки. 
           Зонтик. 
                   Джинсы или платье?
А может, зонтик всё-таки не брать…
КАКАЯ чушь! 
            Цейтнот на циферблате,
Чтоб заскочить в промчавшийся трамвай –
Последний шанс, как говорят в народе.
Побег за счастьем… 
                    Только очень жаль –
Трамваи в нашем городе не ходят…
* * *
Пахнет прелой листвой. Догорают шальные зарницы.
Кое-где огоньки запоздалых, но дерзких цветов.
Собираются в стаи озябшие белые птицы,
Гонит осень их вдаль от холодных родных берегов. 

Как же ты, золотая, на женщин Бальзака похожа,
Что уже на излёте последних своих покрывал,
Та ж пронзительность, буйство страстей, 
		                        та же пряная кожа 
И улыбка Джоконды, которой никто не познал.

Эта женщина – яркая, звонкая, пылкая  птица,
У неё лишь ноябрь в запасе,  а дальше – зима.
Она смело летит на закат и немножко боится,
Чтобы осени краски не стёрла зимы седина.

Но лишь осенью небо синее и ярче лазури,
Не сравнится с ней лета огонь и прозрачность весны.
Вся в парче золотой и в простёганном солнцем пурпуре,
Лишь глаза то ли верой, а то ли слезами полны.



* * *
Мой Бог, скажи, зачем мне слёзы эти?
Уж столько лет промчалось с той поры,
Когда, разбив окно, ворвался ветер
И разметал любви твоей дары.

А тень её осталась, рядом бродит,
Хотя уже не верю, не люблю,
Но память вновь костёр в груди разводит,
И я, безумная, лечу к тому огню.

В нём нет тепла, золой нельзя согреться.
Хочу забыть и от себя бегу,
Но помню всё, мне память выжгла в сердце
Клеймо любви, как солнце – след в снегу.



* * *
Когда ты поднимаешь бокал
С горькой водкой иль сладким вином, 
В нём на дне остаётся капли овал –
Это я с помертвевшим лицом.

Когда ты выпиваешь до дна
И звенят бубенцы хрусталя,
В нём всегда остается капля одна –
Это я.
       Это я. 
              Это я.
И всегда, через год, через пять,
Жарким днём и при стылой луне,
Будешь ты обо мне вспоминать
По единственной капле на дне.





* * *
Ничего не держится в руках. 
Падает посуда, вещи, сердце,
И гнетущий безотчётный страх
На одной струне играет скерцо.

Почему ночная тишина
Не даёт душе отдохновенья,
Мутным оком томная луна
Смотрит вдаль, не ведая сомненья.

То безумно хочется бежать 
За какою-то безликой тенью,
То амёбой сонною лежать, 
Убивая мысль тоской и ленью.

Отчего всё это? Отчего?
Плачет небо горькою слезою…
Оттого ли, что любви вино
Выпито тобой, но не со мною.


* * *
Я стучалась в твоё окошко.
Мне казалось, ещё немножко –
Распахнутся тугие двери,
Отзовёшься, по крайней мере.

Я мечтала, а вдруг успею,
Отыщу и верну потерю.
Потерял не иголку – душу
И живёшь шипами наружу.

Только вижу – глухая стенка,
Непонятно какого оттенка,
В три бездушных немых кирпича – 
Дом без окон и дверь без ключа.


* * *
Ещё всё эфемерно, зыбко…
С надеждой глядя друг на друга – 
Простая тихая улыбка 
С привычного сбивает круга.

Ещё всё «полу» – взор без взгляда.
Шальная мысль дыханье сбила.
Была душа безмерно рада – 
Боль прошлого остановила.

Так души за семью замками
Храним в броне и, строя стены,
В темницы попадаем сами,
А по ночам вскрываем вены.



* * *
Мелко метёт безразличный снег.
Спит, намаявшись, город.
Тихо-тихо бредёт человек,
Кутаясь в куцый ворот.

Кто ты, прохожий, шут иль король,
Тройка червонной масти?
Какую сегодня играешь роль
У горькой судьбы во власти?

На чей шагаешь стылый порог? 
…Знает один Создатель, 
Что так плетутся только в острог,
Каждый встречный – предатель.

И мне б из душной камеры прочь
В омуты дней погожих,
Только за стенкой спит моя дочь,
А я считаю прохожих.

* * *
Всё. Ухожу. Закройте двери.
Забудьте, как меня зовут.
Я, прошлое обидой меря,
Не прижилась ни там ни тут.

Пришедшей осени морщины
Меня избавят от хлопот
О счастье и любви. Мужчины
Покинут жизни оборот.

Но чем дышать душе уставшей?
В чём смысл найти, чтоб дальше жить?
Я словно жёлтый лист опавший,
В котором оборвали нить.


* * *
Не болела душа, никуда не рвалась,
Мирно с телом в обнимку лежала
И читала какой-то безвкусный рассказ,
Натянув до ушей одеяло.
Шли секунды, слагая минуты в часы.
Тлел ночник. Пахло скукой и ленью.
Я в ту ночь, положив пустоту на весы,
Стала серой бесчувственной тенью.
А зачем бунтовать, если всё решено,
И искать откровения в струнах?
Можно ровно дышать, запивая вином
Предначертанность судеб на рунах.

Я пыталась так жить, но, увы, не смогла
И зачем-то опять взбунтовалась.
Отодвинув бокал дорогого вина,
Я за чем-то куда-то помчалась.
Пусть уж слёзы, и боль, и песок на зубах,
Чем размеренность пут прозябанья!
Я покою опять предпочла риск, и страх,
И восторг, и свободу дыханья.


* * *
Юнец безусый, глядя на тебя,
Осознаю, что молодость промчалась
И от пылающего страстного огня
Осталась искорка и дикая усталость.
Ещё бегу на красный светофор,
Мужчины смотрят восхищённым взглядом…
Я буду улыбаться до тех пор,
Пока не отравлюсь бездушья ядом,
Безверием в людей и в чудеса, 
Пройдя сквозь строй предательств и потерь.
Пока в душе есть место парусам,
Покуда не закрою в сердце дверь –
Я буду пить осенний терпкий эль!
И ждать любви!  Поверьте – не шучу!
Пусть в голову мою ударит хмель!
Любовный хмель. Я этого хочу!


* * *
Да, мечтала о любви, но не ждала.
Года, усталость и привычек путы
Мне подрезали крылья. Голова
Всегда была холодной. Пресловутый
Страх разъедал мне сердце изнутри,
Смотрел в лицо усталым липким взглядом,
И свет волшебный красочных витрин 
Казался мне змеиным жгучим ядом.
Я мимо шла – свободная, ничья,
Надменная, холодная, как льдинка,
Но, жажду утолив из твоего ручья,
Вдруг поняла – ты счастье! Половинка!
Та половинка, что из века в век 
Искали люди, жизнь кладя на плаху,
Та, за которую и жадный человек
Отдаст свою последнюю рубаху.
Виват тебе, любовь моя, виват!
О липкий страх, ты нынче третий лишний.
Теперь я знаю, сорок не закат,
А лишь начало, лишь начало жизни.


* * *
Я пойду сегодня с ветром погуляю.
Знаю: мы поймём друг друга с полуслова
И вспугнём на крыше дремлющую стаю –
Это будет очень весело и ново.

Забежим в кафе, открытое у речки,
Пошалим, и, если хватит силы,
Мы задуем на столах витые свечки –
Это будет очень весело и мило.

А под вечер он уткнётся мне в колени,
В волосах моих запутается гладких, 
Будем слушать соловья хмельное пенье –
Это будет очень весело и сладко.

На прощанье поцелует у подъезда 
И смутится, как нашкодивший мальчишка.
Жаль, что ветреная кончится фиеста, –
Это будет очень грустно, даже слишком. 


* * *
Пригласила меня осень на свиданье.
Дату встречи точно указала
И просила дать ей обещанье
Не опаздывать. Я скромно промолчала.
       
Посулила жёлтые наряды,
Шорох листьев в гулких переулках,
Глубину души и мудрость взгляда
И, конечно, пешие прогулки.

Обещала мне тепло камина,
Мягкий плед с цветною бахромою,
Тапочки из стриженой овчины,
Долгий разговор самой с собою.

Я про дату тут же позабыла.
Мне ж тепла камина будет мало.
У меня ведь там… ты знаешь… шило.
И козою дальше поскакала.

Мне ещё каблук не портит ноги!
И, как в детстве, я во сне летаю!
И не все исхожены дороги!
Ты не жди! Я точно опоздаю!



* * *
Говорят, что в сорок «всё» начнётся.
Жаль, не уточнили, что почём.
Грянет гром… и небо… дождь прольётся…
Вот склероз! И дождь здесь ни при чём.
Вспомнила! Прискачет принц на белом…
Иль на чёрном… 
                Важно – на коне!
И любовь свою докажет делом!
Ох, проклятый ревматизм в спине…
Будет на руках носить, не глядя
На твои сто сорок. Ты – звезда! 
Ласково касаться каждой пряди
И готовить будет сам. 
                      Всегда!
Он украсит жизнь твою цветами,
Этот рыцарь чести и меча,
Но вопрос, сугубо между нами, –
Старого куда девать хрыча?
И не будет мучавшей одышки,
Полетишь, как лань, на свой этаж!
Эх, ни дна тому и ни покрышки,
Кто придумал «всё», но жизни стаж,
Не мешает, понастроив планов,
Выпив валидол и мумиё,
Да, ещё от ломоты суставов…
Мне уснуть с мечтой про это «ВСЁ»!                                                                                                          

* * *
Обычный день, не лучше и не хуже.
Гоняет в парке мячик детвора.
Стоит январь, а за окошком лужи,
Их выметает дворник со двора.

Обычный день. 
              Слоняюсь по квартире.
Мечтая похудеть, всё ем и ем,
Смотрю по телеку, что делается  в мире,
Треплюсь по телефону абы с кем.

Не ладится. Вот блюдечко разбила.
Помыв полы, лишь слякоть развела,
И стало так обидно и тоскливо – 
Хоть вой, хоть плач, такие вот дела.

Да ну, всё к чёрту! 
                    Слёзы? 
                           Чего ради!
Подкрашу губы... тушь, тональный крем –
И…
    Лягу спать. 
                Куда уж на ночь глядя?
Ну дура дурой! 
               Ай, пойду поем…


* * *
Один из способов борьбы с одиночеством
Если в городе из близких только дождь,
Телефон молчит, уснул звонок, 
Заблудился где-то добрый гость
И никто не ступит на порог,
Если только бледная луна
В полночь согревает твоё ложе,
На столе один бокал вина,
Ты в слезах и жизнь свою итожишь…

Брось! 
       Возьми весёлый барабан.
Кран открой. Всех в доме затопи 
И спляши безбашенный канкан!
Пой, танцуй, а главное, вопи!

Ты поверь, что в двери позвонят!!!
И гостями будет полон дом!
Так встречай гостей, не пряча взгляд,
Предложи шампанское и ром.
Добрые соседи всё поймут, 
Выпив водки с ромом полный жбан,
И, друзьями став за пять минут,
Будут бить в весёлый барабан.
Дом соседний позвонит «ноль два».
Прилетит с мигалкой «воронок».
И…
    Пятнадцать суток не одна!
Вот такой весёленький стишок. 
* * *
Вновь за окошком дождь заплакал
И уронил в туманы кисти,
Он, как побитая собака,
Скулит и тыкается в листья.

Мой милый друг, не надо плакать,
Стучи по лужам веселее.
И без того на сердце слякоть.
А лучше заходи. Смелее!

Мы посидим с тобой за чаем,
Я заварю тебе покрепче,
Мы помолчим и поболтаем,
И ты увидишь, станет легче.

Проговорили до рассвета,
И дождь ушёл, а я в окошко:
 – Не плачь, – сказала, – скоро лето. –
Да, я лукавила… немножко.


* * *
Спускались вечерние сумерки ниже.
Усталое солнце скатилось за тучи.
А я, словно кошка, сидела на крыше,
Со мною был дождик – обычный попутчик.

Мы рядышком сели и свесили ноги,
Так, словно сидели на краешке мира,
И доставали, как из берлоги,
Тайные мысли и души без грима.

Попутчик был грустен, а я всё смеялась
И даже весёлое что-то напела.
В душе у меня ничего не осталось,
И всё же внутри что-то очень болело.

Вот так и сидели, болтали ногами,
То плакали вместе, то оба смеялись,
И доброе что-то витало меж нами,
Но дождик прошёл…
                   И мы молча расстались.

Ночь тихо сменилась туманным рассветом,
А я всё сидела безмолвно на крыше.
Опять наступало дождливое лето,
А сердце стучало всё тише и тише.


* * *
Последняя капля испитого лета
В хрустальном бокале сверкает на солнце,
И видится в ней золотая карета 
И белые кони, дуга в колокольцах.
Я сяду в карету. Пустынна дорога.
Поеду, смеясь и тревожа округу,
И, может быть, вырвусь из грусти острога.
Ах, только бы вновь не поехать по кругу.

Пусть белые кони несутся, как птицы, 
И я вместе с ними, от боли хмельная.
Я вас подвезу, если вы захотите
Лететь, ни дороги, ни цели не зная.
И в бешеной пляске ухабов дорожных
Я всё позабуду, что было, что стало,
И в утро вернусь абсолютно порожней,
И, может, сумею начать всё сначала…


* * *
Всё туже смыкается круг,
Всё меньше простора для света.
Дождливое кончилось лето,
Как чей-то никчёмный недуг.

Прости, но я снова скучаю.
Бросаю надежды в костёр 
И в лужицах стылых озёр
Свой облик едва различаю.

А в небе случайная просинь 
Играет лучом на лице,
Но тучи в тяжёлом свинце
Пророчат дождливую осень.


* * *
А в городе дождь плакал целый день,
Стучал в дома, просился на постой,
Преследуя прохожего, как тень,
Просил его:
            – Поговори со мной. –
Но говорить никто не соглашался,
Уж больно мокрый собеседник тот,
И дождь на них, безумец, обижался,
Но верил в то, что кто-нибудь придёт.
И друг пришёл, ничем не защищённый,
Без зонтика и даже без плаща,
Готовый слушать голос приглушённый
Уставшего, продрогшего дождя.
Но рассказать дождь ничего не смог,
Ведь столько лет ни с кем не говорил.
Он только слёзы лил у милых ног,
Забыл, как говорят – забыл…


* * *
Мелким почерком в ночи по оконной тонкой глади
Пишет дождь стихи свои третий час подряд.
Разложила на столе старые тетради,
В них сгоревшая любовь много лет назад.

До рассвета только час, перешёл поэт на прозу.
В узкой прорези портьер – света с тьмой борьба.
И увядшие стихи – сорванную розу –
Я пытаюсь воскресить, только не судьба.

Я листаю дневники, за окошком бьётся утро,
Будто жизнь в ночи одной предо мной прошла.
В этих стареньких стихах каждая минута
В грустной памяти своей призрачно светла!


* * *
Остановись. Послушай этот воздух.
Как он звенит. Как, листьями шурша, 
Шагает осень. И, пока не поздно,
Пусть в этот миг очистится душа.

За суетою ежедневных гонок –
Догнал, насытился, решил проблемы дня – 
Не замечаем, как безумно тонок,
Как хрупок мир, 
                что жизнь летит, звеня
Оковами условностей, привычек,
Руинами несбывшихся надежд,
Что наша жизнь – сплошь из одних кавычек,
И лишь душа гуляет без одежд.

И в краткий миг немого озаренья,
Когда стоим  у смертного одра,
Снисходят к нам покой и сожаленье
И сорвана прозрением чадра.

От осознанья весь заледенеешь,
Но жернова опять начнут свой ход.
Остановись! И, может, ты успеешь
Прожить в тепле любви хотя бы год.



* * *
Была весна когда-то мне к лицу…
Её прозрачных красок акварель,
Убранство белое, готовое к венцу,
Румянец нежный, звонкую капель
Сменило лето разноцветьем снов,
Промчавшись мимо в ярком сарафане,
Мне подарила пылкую любовь,
Казалось, счастье навсегда в кармане.

Увы и ах, рассветы отгорели,
Всё больше серых красок на холстах,
И от весенней звонкой акварели
Осталась только синева в глазах.
Я перед зеркалом. Я осень примеряю.
Вот жёлтый плащ. Вот звёздное боа.
Теперь к лицу мне осень. Но я знаю – 
Она не вечна. Впереди зима.



* * *
В колодец старого притихшего двора,
Где пять домов стоят, навек обнявшись,
Звезда упала – это не игра.
Вид у звезды был чуточку уставший.
В колодце том фонарь подслеповатый
Спросил её: 
            – Зачем ты к нам сюда?
Со светом справлюсь сам.
                         Ты ж в путь обратный 
Лети скорей. –                              
                Задумалась звезда…
Фонарь же всё брюзжал по-стариковски: 
– Ну это ж надо!  
                 К нам? 
                        Сюда? 
                               С небес!
Сгоришь к утру, и только пепла горстка
Останется для уличных повес.

Я не светить, мой братец, я за светом.
За светом тем, что лишь любовь даёт.
Владеет даром сим твоя планета,
И я решилась совершить полёт.
Мне б хоть чуть-чуть, хоть краешком согреться,
Там, в высоте, живут лишь для себя,
А у меня, ты представляешь, сердце!
А сердце захотело жить любя.
Фонарь заплакал: сердце, что ж, прекрасно,
Коротким замыканием сверкнул 
И смолк, а с ним звезда погасла. 
В ту ночь колодец в полной тьме уснул.


* * *
Не печально, не грустно – обыденно
За окошком мерцает звезда.
Фонари, как гирлянды, раскиданы,
Серебром отливает вода.
Мерно тикают милые ходики, 
Время, крадучись, сыпет песок.
День ушёл, улетел в преисподнюю, 
Полный радости, бед и тревог.
Разбрелись мои мысли унылые, 
Словно тени, по серым щелям,
Слышу шорохи торопливые,
Домовой стучит по дверям.
Дует ветер, и веточка бьётся
О стекло, нарушая покой.
Этот стук, словно боль, отзовётся,
Память сердце пронзает стрелой.
Не забыть ему прошлые радости,
Понимая несбыточность грёз,
Вдруг застонет оно и заплачет,
Как по покойнику 
                  преданный 
                             пёс.
* * *
В ту ночь шёл снег. Снежинкой талой
Тебе упала на ладонь.
Ты был немного удивлён,
Но улыбнулся мне устало.

Да, я к тебе по воле рока
Слетела. Но не ставлю сеть.
Мне всё равно куда лететь
И бесконечно одиноко.

И не было счастливей доли, 
Ведь ты меня в ту ночь согрел
Без громких слов, слиянья тел
И не добавил сердцу боли.

Что ж, в этот миг и ты забылся,
Я для тебя была исток
Живой воды. Небес глоток.
Глоток, которым ты напился.




* * *
Попросив у супруги прощения
И сказав «не грусти» на прощание,
На дорожку приняв угощение,
Поспешишь к мечте на свидание.

И за нею, надеждой стреноженный,
За той птицей, что в небе куражится,
Ты полжизни пройдёшь, как положено.
А найдёшь?
           Или только покажется…

А жена твоя – женщина странная –
Будет Бога просить, всё с поклонами,
Чтобы дал он тебе ту, желанную,
Да чтоб чистым ты был пред иконами.

Р.S.
А когда ты с мечтою намаешься
И дерзать не останется сил,
Возвратишься и сердцем покаешься,
Ведь никто тебя ТАК не любил…


* * *
Милый, милый мой, милый.
Ласковый, гневный, неистовый.
Сила в тебе. Сила
Болью, тоскою выстрадана.
Милый, милый мой, странный,
Словно бриз, переменчивый.
В сердце твоём рана –
Ах, эти женщины, женщины.
Милый, милый, желанный мой,
Всё желаннее с каждой минутою,
Я виноградною нежной лозой
Сердце твоё опутаю.
Я заманю тебя чарами
В рощу густую, туманную,
Буду поить тебя травами,
Чтобы всю жизнь быть желанною.
Милый, милый, пойдём со мной.
Ничто не проходит даром.
Буду в пустыне студёной водой,
Буду в снегу пожаром.
Видишь, милый, огонь горит,
Алтарь освещает и плаху.
Как на алтарь, на колени мои
Душу клади и рубаху.


* * *
Я выпью до дна все твои слёзы.
Я заберу себе все твои беды
И посажу виноградные лозы,
Чтобы в жару ты жажды не ведал.
Я научу тебя петь и плакать,
Чтобы добрым ты был и был светел,
Чтоб не прокралась бездушная слякоть,
В сердце не выл леденящий ветер.
Потом я отпущу тебя с Богом,
Задушив в себе и любовь, и жалость,
Чтобы, скитаясь по пыльным дорогам,
Помнил, где примут твою усталость.


* * *
Хочу мечтать! Любить! Летать!
Забыть про серость непогоды.
Я повернула время вспять, 
Когда свои забыла годы.

Хочу желаний чехарду
Не пресекать, а быть во власти.
Я знаю, что ещё смогу
Познать восторг любви и счастье.

Хочу босая по траве
Пройтись, как будто по Бродвею,
Чтоб не осталось в голове
Печальных мыслей. И я верю,

Что он придет – мой победитель,
Нет, не со шпагой и мечом – 
С любовью! И моя обитель
Падёт… 
        И возраст ни при чём!


* * *                                                  
Ах, детство, детство, солнечные лица.
Ты в шортиках, а я в коротком платье.
Та фотография в альбоме – как распятье, 
То, на которое так хочется молиться.

Нам восемь лет. 
                Начало.  
                        Школа. 
                               Осень.
Записки о любви, в подарок – фантик.
На переменке лихо сорван бантик,             
А нынче нам с тобою сорок восемь.

Мы стали рассудительны. Оценки
Никто не ставит, всё решаем сами
И не бежим с занозой в пальце к маме,
Лишь школьной не хватает переменки.

Года промчались, просека за нами,
Мы наломали дров и нарубили, 
Но знаю я, что мы тогда любили, 
Мой милый мальчик с серыми глазами.



* * *
Ты придешь, я знаю. Мне знакома
Эта  не пожатая рука.
Связь тонка, нежна и невесома,
Словно паутинка паука.
Связывают ветреные нити
Наших взглядов, наших губ печать.
Ты пытаешься войти в мою обитель,
Я ж молчу и не хочу впускать.
Почему? Ответ простой, без спора, –
Ты так молод, даже просто юн.
Для меня, конечно. Без укора
Я тебе всё это говорю. 
Что ты ищешь здесь, знакомый незнакомый,
И зачем в мою стучишься дверь?
Между нами пропастью огромной
Пролегли года, уж ты поверь.
Ты побереги для счастья силы.
Не хочу оставить сердцу шрам.
Ты со мной не справишься, мой милый, – 
Я тебе, прости, не по зубам.



* * *
Средь бурь житейских, среди зла и грома,
Когда катилась тихая слеза,
Явился юноша чужой и незнакомый,
Вошёл и заглянул в мои глаза.
Что в них прочёл? Я до сих пор не знаю,
Но мне сказал, что он упрям и твёрд.
Взял за руку, подвёл к воротам рая…
Так кто же ты? Хранитель мой иль чёрт?
Я разобраться даже не пытаюсь,
Кто ты, мой друг, с рогами иль пером?
Но рук не отняла и глаз не опускаю,
Я разберусь во всем сама. Потом.
И я пошла. Тропинка у?же, у?же,
И за руку идти уже невмочь.
Смеётесь вы… 
              Ваш домысел досужий
Понятен мне. 
             А он хотел помочь.
Когда тропинка стала просто ниткой,
Он повернул меня к себе лицом,
Откинул волосы и посмотрел с улыбкой
В глаза мои, а мне сказал потом:
– Пойдём со мною, раненая птица,
Ты лишь поверь, что это навсегда,
И прошлое не будет даже сниться. –
Я поняла – ты чёрт…
                     и прошептала: 
                                   – Да.
* * *
Пришла зима. А я опять про дождь…
Он словно краем тучи зацепился
За сердце стылое… и сей незваный гость
В груди моей безжалостно пролился.
Я б написала песню о любви
Такую, чтоб без горечи и слёз,
Но сердце стылое… и с ночи до зари
Пирует дождь средь стынущих берёз.
Согрей мне сердце. Горечи цветы
Растают утром солнечной капелью,
И туча прочь уйдёт. И только ты
Останешься со мной. Я в это верю.



* * *
Снег падал и падал, едва изменяя наклон,
В притворном участье за плечи меня обнимая.
Пустеет уставший от шума и гама перрон,
И к крошкам вернулась беспечно галдящая стая.

А люди простились, кто на год, а кто навсегда.
Они, расставаясь, кричали друг другу:
                                      – До встречи!..
Я вновь не сказала желанное тихое «да».
И вот только снег обнимает озябшие плечи.

Нас примут в объятья притихшие наши дома,
И жизнь потечёт, с каждым днём ускоряя свой бег.
Я буду стоять и смотреть, как за краем окна,
Едва изменяя наклон, тихо падает снег.

 
* * *
Когда я встречаю собаку –
Глазами ищу ошейник.
Ошейник подобен знаку –
Любим или ты ничейный.

А мы второпях срываем
Оковы с натёртой шеи
И, воздух свободы вдыхая,
Её бережём и лелеем.

Сладкое ощущение,
Когда никому не должен,
Рождает в груди волненье 
И вопль:
         – Ура! 
                Не стреножен!

Но, наоравшись вволю,
Свободы уставший пленник,
Бредёшь по пустому полю
И ищешь себе ошейник…


* * *
Мы говорим, что боги глухи,
Они не слышат наших бед,
И только мудрые старухи 
Безмолвно крестят нас в ответ.

Пенять богам смешно, дружище,
Коль сами глухи и живём,
Как глухари на токовище,
Толкуя каждый о своём.

Я говорю – а ты не слышишь, 
Ты говоришь – не слышу я. 
Бессильно дождь стучит по крышам, 
Смывая радость бытия.

Обидой в сердце разум дышит.
И, в ослепленье правоты, 
Ты говоришь – а я не слышу,
Я говорю – не слышишь ты.

Так долго ль мы ещё протянем,
Когда, любя, 
                        в родных домах
Живём, как инопланетяне, 
На разных слыша языках.

* * *
Ты мне шепчешь: 
                – Любимая!
Ты мне шепчешь: 
                – Желанная!
И не видишь – незримая
Тундра. Болото поганое.
Шепчешь, любишь безмерно,
Любовь твоя дикая, страстная.
Я в ответ шепчу: – Стерва!
Стерва, – шепчу, – безотказная.
Ты с ума сошёл, верно,
Любовь твоя – горе несчастное,
А себе шепчу: – Стерва!
Стерва, – шепчу, – безотказная.
Ну как ты понять не можешь, 
Что всё прошло да и сгинуло.
Всё поросло ложью,
И счастье ладью покинуло.
Ночь на дворе тёмная.
На сердце одни уголья. 
И только душа бездомная ищет себе угол.
Прочь!
       Отойди! 
               Не трогай!
Понять меня не пытайся!
Я заклинаю Богом! 
Не прикасайся!!!
* * *
Как в каком-то страшном кино –
Он, Она и меж ними Оно.
Мы не знаем Вас, Ваше высочество.
Имя мое –
           Одиночество.

Вы когда к нам прокрались в дом?
Тёмной ночью иль ясным днём?
Я не кралось. 
              Я мимо шло. 
Вы позвали, и я вошло.

Мы не звали!
              Не правда. 
                         Не лги!
Я не лгу. Вы мне не враги, 
Но, когда беда у виска,
Поселяемся я и тоска.

Мы не терпим соседства с мечтой 
И не верим надежде святой. 
Ну а ты даже с сотней друзей 
Станешь лёгкой добычей моей.

Как в каком-то страшном кино – 
Он, Она и меж ними Оно.
Ожидала я счастья пророчества,
А дождалась тебя – Одиночество.
* * *
Чужие души не ранят,
Её убивают близкие
И превращают в камень,
Острый, холодный и склизкий.

Кому это только нужно
(Уже ль лишь себе в угоду?),
Чтоб «Я» прозвучало натужно,
Диктуя в доме погоду.

Зачем тех, кого так любим,
Безжалостно словом, жестом
Ломаем, царапаем, губим,
И злоба – как дрожжи в тесто.

В итоге таких сражений 
Становится рядом тесно.
В побоище самомнений
Любви не осталось места.

Она превратилась в камень, 
Острый, холодный и склизкий.
Чужие души не ранят, 
Её убивают близкие…



* * *
Порублю помельче сердце,
Боль – как соль, немножко перца –
Буду делать пироги.
Кружкой вырежу круги.

Замешу тоску с бедою
И горючею слезою.
Есть начинка, тесто есть,
Кто же это будет есть?

А никто! Сама и съем,
Чтобы ясно стало всем:
Боль моя – моя лишь боль,
Ею угощать – уволь.

Вот такие пироги,
Мои недруги, враги.
Приходите как-нибудь
Проводить в последний путь…

В маске глупого паяца –
Не желаю улыбаться!


* * *
Я простыла душой. Я душою простыла. 
Застегнулась для всех. Подняла воротник. 
Ни жива ни мертва – всё не так, всё не мило, 
А навстречу вприпрыжку шагает старик. 
 
Заглянул мне в глаза и спросил:
                                – Что случилось?
Отчего, как пустыня, безжизненный взгляд?
Кто-то умер? Попала к кому-то в немилость?
Или это тоски иссушающий яд? 
  
Посмотри на меня и на ветхое зданье, 
Мы ровесники с ним, только разница в том, 
Что сегодня назначил я милой свиданье, 
А оно прожило век бесчувственным пнём.  
 
Пусть мне семьдесят семь, но душою я молод! 
И мне некогда думать про боль и кровать, 
А тоске нужно дать только маленький  повод – 
И останешься с нею весь век куковать. 
 
И ушёл. Я смотрела на ветхое зданье 
И вослед старику, что звенит, как струна. 
Пригласи меня, Жизнь, пригласи же меня 
					на свиданье!
А в ответ, как набат, – тишина, тишина...

* * *
Я задала себе вопрос – хочу ль быть птицей?
Чтоб в облаке цветных полос дождём напиться,
Чтоб ни запретов, ни преград крыло не знало.
Лететь бы сердцем наугад, куда попало.

Я задала себе вопрос – хочу ль быть птицей?
Ворона или альбатрос – плевать на лица!
Смогла бы глупым воробьём чирикать в стае?
Я задала себе вопрос. Ответ:
                              – Не знаю…

Так почему ж из века в век мечта витает,
И хочет стать тем человек, чего не знает.
Не знает он колючих рук полночной стужи,
Когда мертвеет всё вокруг, лишь ветер кружит.

Когда лететь нет больше сил, внизу лишь море,
И даже ветер приуныл, не дует боле,
И в каждом пёрышке твоём свинца усталость – 
Мы, 
    камнем 
           падая, 
                  поём, 
                        а что осталось…

Так почему же всех вокруг так манит небо?
Нам кажется – там нет разлук, там быль и небыль.
А под ногами васильки, что звёзд дороже,
Но мы их топчем и тоски понять не можем.
* * *
Когда закончится дождь и распустятся звёзды,
Луна, как садовник, пойдёт по тенистому саду,
Я тихою тенью на старый диванчик присяду
И стану душу свою очищать от коросты.

От ревности, страха, обид, что страшнее, чем щёлочь,
От злобы, что чаще приходит, чем горькие слёзы.
Я вычищу сердце от чёрной крови венозной,  
Чтобы никто мне не крикнул в спину:
                                     – Вот сволочь!

Да мало ли в сердце ещё потаённых карманов, 
В которые в жизни ни разу ещё не смотрела. 
Мне раньше до их содержимого не было дела.
Я только сегодня узнала своих «нелегалов».

Был миг озаренья – и враг потаённый опознан,
А значит, с ним нужно нещадно и смело бороться,
Поить свою душу из чистого сердца-колодца.
Только б успеть, чтоб не стало бессмысленно поздно.

       Закончился дождь, а распустятся ль 
			                   ясные звёзды…
* * *
Журавли, собравшись в дальний путь,
Клин ровняют в ярко-синем небе.
С вечной мыслью о насущном хлебе
Улетят. 
        И я когда-нибудь
Руки-крылья тоже распластаю
И пристроюсь в журавлиный клин, 
Чтоб над гладью выцветших равнин
Прокричать: 
            – Прощайте! 
                        Улетаю!
О мечты, вам сбыться не дано.
Я машу рукой летящим птицам,
Оставляющим печали нашим лицам.
Осень.  
       Дождь идёт уже давно…
Он рисует тушью на лице
Полотно несбывшихся надежд,
И душа, оставшись без одежд,
Чувствует себя, как зверь в кольце.

Я на этом белом полотне
Нарисую радостную маску,
А ещё – добавлю счастья краску,
Чтоб никто не знал, как плохо мне.

* * *
Слёзы режут глаза – 
		     ночь наступает.
Мелко дрожит свеча – 
		      она догорает.
Кошка свернулась клубком, 
                          сладко зевая.
Кто-то провел угольком  у самого края… 

Будто бы это черта, 
                    чтобы с дороги не сбиться.
Чтобы в лавине бурь
                    просто не оступиться.

Белая простыня
                лежит, словно саван.
Может, приснилась мне 
                       тихая гавань?
Мимо пройди – 
	       окликни, 
                        может быть, встану…
Может, не простыня – действительно, саван…

* * *
Ты живёшь в пятнадцати минутах
Тихого прогулочного шага,
И усилий никаких не надо,
Только встать и в гости заглянуть.

Пробегаю мимо – свет на кухне,
Видно, кофе пьёшь из синей чашки
И терьеру – старой мудрой Глашке
Объясняешь, в чём же жизни суть.

Обещаю твёрдо – нынче буду!
Прихожу и номер набираю.
Голос не её…
              – А можно Раю?
 – Отошла. 
           – Куда?
                   – В последний путь…

Мне казалось, что я всё успею,
Только добегу до поворота…
Дача, дом, друзья, семья, работа –
Я успела только помянуть.


* * *
Молчи, когда звонят колокола.
И вспомни, сколько накопилось дел.
Когда с КОСОЙ присядет у стола, 
Уже не скажешь ей:
                    – Я не успел.

Ты не успел сказать «люблю» любимой,
Ты у друзей прощенья не просил,
И матери родной убрать могилу
Ты не успел, теперь вот нету сил.

Мы оскорбляем грубым разговором
И наступаем на ноги и души, 
Когда ж душа всю ночь горит укором,
Мы боль и совесть горькой водкой глушим.
И глотки рвём. 
               А выбившись из силы,
Мы умираем за родным порогом,
Не успевая тем, кто был нам милым,
Сказать: – Прости. 
                   Ну так крестись – и с Богом.

Поторопись же, недруг мой и друг.
Дела земные сделать поспеши,
Чтобы навеки не замкнулся круг
Некаявшейся суетной души.

* * *
Казалось, был лишь взмах ресниц,
А жизнь прошла.
В шуршанье памяти страниц
Она была
Прекрасным, ярким мотыльком –
Один лишь миг...
И вот ты тлеешь угольком –
Уже старик.
А за плечами долгий путь,
Но как он мал.
Не изменить, не повернуть,
И ты устал.
А завтра может и не быть…
Забудь про ложь,
Забудь про зависть и корысть,
И ты поймёшь – 
Как много в жизни не успел.
Ах, мотылёк…
А крылья заливает мел – 
Твой миг истёк.


* * *
Я уйду. Прояви человечность
И тоску в груди заглуши.
Закажи мне билетик в вечность
Да подай на помин души.

Не справляй по мне пьяной тризны,
Не желаю надгробных речей – 
Не гляди на меня с укоризной, 
Не проймёшь ведь уже ничем.

Принеси с собой «горькой» бутылку,
Раскатай её меж друзей
И поставь на мою могилку 
Стопарёк, да с долей моей.

И не плачьте же, Боже правый,
Мне не больно, и в этом суть!
То душа, как солдатик бравый,
Прилегла отдохнуть чуть-чуть.

Не сжигайте. И я б не хотела
Эпитафий над скорбной дугой.
Напишите и просто, и смело –
Умерла, 
        но дрыгнув ногой!


* * *
Я стыну, я опять хандрю –
Душой болею.
Покрасит август к сентябрю
В багрец аллеи.
И лужи звонким хрусталём
Сентябрь укроет.
И листья падают огнём,
А сердце ноет.
И август вторит в унисон, 
А лето мимо
Промчалось, как безумный сон, –
Невозвратимо.

Из века в век течёт вода
С истоков к устью.
В неё прошедшие года 
Бросаю с грустью.
Плывите с Богом, говорю, –
Вы знали счастье,
А я готовлюсь к сентябрю,
К дождям, к ненастью.
И стыну, и опять хандрю,
Душой болея.
Да, я не рада сентябрю,
Я жду апреля…


* * *
Окно закрыто наглухо,
Гвоздями заколочено,
Хоть грязное не очень, но
Не мыто десять лет.

Ни ветерка, ни солнышка
До сердца не доносится,
Лишь дождь в него колотится,
Отмыть пытаясь свет.

А за окошком улица
Зонтами разукрашена.
От праздника вчерашнего 
Остался только след.

Мечтаю шторы чёрные
Раздвинуть всплеском радости,
Чтоб ни тоски, ни гадости,
Вот только всплеска нет…


* * *
Я себе напомнила вокзал,
Где непостоянства правит сила.
Мне б пора найти себе причал,
Ведь душа пока что не остыла.
Только мил мне суетный вокзал,
Частые звонки в «бюро» –
                          для справок.
И притихший, полусонный зал
В ожидании судьбы поправок.

Словно поезда, друзей встречаю,
С болью провожаю в дальний путь
И всё чаще, чаще замечаю –
Жажду спрятаться куда-нибудь.
Слышу в сердце перестук колёс,
Отмеряющих года мои незримо,
Это поезд мчится под откос,
Жаль, что мимо счастья, мимо, мимо…


* * *
О это время хризантем –
Пора мучительных прощаний,
Страстей, несбыточных желаний,
Любви последней. 
                 Вместе с тем – 
Года летят, как тихий день.
Он так же сер и скоротечен,
И осознанье, что не вечен,
Кладёт под сердце злую тень.
О если б можно изменить,
О если б можно всё исправить,
Унять мятущуюся память,
Порвать связующую нить.

А сердце просит перемен,
Полёта, страсти, озаренья,
Пусть на единое мгновенье,
Но вырваться из душных стен.

Но опыт жизненный горчит,
И осень поздняя слезлива.
Жизнь из цветущего залива
Уходит. 
        И душа молчит…

О это время хризантем!
Пора осознанной печали,
Когда все ноты отзвучали,
А в сердце не осталось тем.

Ах, это время хризантем…

* * *
Нас отлучают от небес
За всё не сделанное нами, 
За то, что сказано словами,
О чём молчат и Бог, и бес.
Нас отлучают от небес.

А мы толкаемся, смеясь.
Спешим за очередь подраться,
Чтоб ближе к аду оказаться.
И прилипает к сердцу грязь,
А мы толкаемся, смеясь.

Мы кормим в благости собак,
Но, услыхав мольбы и стоны,
Проходим, будто незнакомы,
И бодро ускоряем шаг.
Нам проще накормить собак.

Родства не помним и, увы,
Лишь всуе поминаем Бога,
Чтоб у последнего порога
Вдруг осознать, как не правы… 
Родства не помним мы, увы.


Так освети ж, Всевышний, путь,
Останови безумный бег,
Чтоб человеком человек
Стал на Земле когда-нибудь.
Так освети ж, Всевышний, путь.
* * *
Как страшно никому не верить
И растерять остатки сил, 
Закрыть на все засовы двери,
Лишиться вдохновенья крыл.
Как страшно ничего не ждать.
Надев колючие вериги,
Души нетронутую гладь
Отдать прохожему расстриге.
Как страшно перекрыть пути
Мечте, надежде и желаньям
И, шоры нацепив, идти
Овцой безвольной на закланье.
Мне страшно!                    
             Господи! 
                      Подай,
Как нищенке – краюху хлеба, 
Мне знак какой, чтоб звонкий май
В душе расцвёл, как к Пасхе верба.
* * *
Умей счастливым быть и малым,
Умей до капли выпить чашу,
Вернуться и сложить сначала
Изломанные судьбы наши.
Себя почувствуешь счастливей,
И откровенней, и моложе,
И мир покажется красивей,
А круг друзей ещё дороже.
Пусть запоздалая усталость
Тебе слегка прикроет веки.
Никто не знает, что осталось,
Что унесли былого реки.
Скажу одно: 
            – Творите, люди,
Не верьте тем, кто в вас не верил!
Вершите! Бог вас не осудит.
Не оттолкнёт, по крайней мере…

* * *
Не уходите, гости дорогие!
Я не хочу во склепе этих стен
Остаться лишь с часами на камине,
Несущими душе печаль и тлен.
Не уходите, гости. Время тает…
Но ждут и вас такие же дома,
А мне в моём чего-то не хватает, 
Он для меня – холодная тюрьма.
Не уходите! Дайте хоть минуту
Ещё побыть, погреться возле вас.
Не уходите! Вы уйдёте утром,
Когда пробьёт последний ночи час.
Ночь прячется, отбрасывая тени,
Но время одиночества грядёт. 
Раскинув руки, ткнётся мне в колени
И, словно льдом, по коже проведёт. 
Начнёт шептать спасительные речи,
Что все ненастья близятся к концу.
Но почему ж тогда трясутся плечи,
И дождь рисует тушью по лицу...                                               

* * *
Захлебнулся мой дом тишиной,
Когда гости, устав, разошлись.
Гулко хлопнула дверь за спиной,
Сердце мячиком прыгнуло вниз
И упало, скатилось к ногам.

Поднимая немую потерю,
Дом сказал:
            – Я тебя не отдам
И уже никому не доверю…

И, как муж своей верной жене,
Он губами уткнулся мне в руки.
Мы сидели вдвоём в тишине,
Обнимаясь, как после разлуки…

* * *
Я обязательно вернусь –
Травой, дождём, лохматым утром,
Цветком, живущим по минутам
И оттого таящим грусть.
Я обязательно вернусь!

Свернусь клубком у стылой двери
Бездомным шелудивым псом,
Чтоб охранять сей мирный дом,
Конечно, если мне доверят…
То я приду под ваши двери.

А может, птицею заморской
В просторной клетке буду петь
Иль рыбкой попаду к вам в сеть – 
Такою маленькой, неброской.
Ах, лучше б птицею заморской.

Да, я уйду, но как легко
Сказать «прощай!» – когда уверен,
Что путь к возврату не потерян.
Не превратить души в ничто!
Да, надо уходить легко!


Тогда однажды утром летним,
Когда ещё всё спит вокруг,
Родится новый, чистый звук.
А мы… Мы даже не заметим,
Что уходили утром этим.
* * *
О Господи, прошу, дай силы мне,
Чтобы без страха в зеркало смотреть,
Спокойно думать о грядущем дне, 
Где не смогу дышать, а значит, петь.

О Господи! Прости великий грех
Уныния и пресность бытия,
Прошу, пошли мне чистый, звонкий смех
И от тоски убереги меня.

О Господи! Прошу! Даруй любовь!
Последнюю, пускай не по годам!
Чтоб сохли губы, не хватало слов,
И за неё, мой Бог, я всё отдам!

О Господи! Прошу! Пошли мечту,
Пошли надежды путеводной нить,
Позволь светить, а не сжигать свечу,
Дай мудрость увяданье пережить.

О Господи! Прошу, дай силы мне,
Чтоб не споткнуться, не свернуть с пути,
И не оставь с бедой наедине. 
Не дай мне, Бог, до времени уйти. 

* * *
Приходит осень непременно в срок.
Вновь календарь перевернул страницу.
Так осень женщины – как слёзы между строк,
Как дождь сентябрьский на твоих ресницах.

Ещё надежда есть, что тихий этот дом
Вновь посетят восторг любви и счастье,
И одиночество покажется лишь сном,
И прекратятся беды и напасти…

Но жизнь идёт, меняя день за днём,
Надежды тают, словно снег вчерашний,
Работа – дом и вновь работа – дом,
А жизнь как сон.
                 Подумать даже страшно.

Она вам не покажет слёз своих,
Она приветливей и веселее многих,
Она работает и плачет за двоих –
Две дочери и…
               Волка кормят ноги.

Откроет дверь единственным ключом 
И сядет на трюмо у самой двери,
Нагнувшись, ласково заговорит с котом, 
Ведь больше некому всю боль души доверить…

* * *
Устала. Преклоню колени.
Дневной закончился маршрут.
В камине щёлкают поленья, 
Как будто семечки грызут.

Качаясь, в сером бродят тени,
Скользят по стенке, по плечу,
Ласкаясь около постели,
Колышут тонкую свечу.

Рисуют светлые картины-
Мечты на сумрачных холстах,
Но помыслы теней невинны,
Улыбки пляшут на устах.

И сон глаза мои закроет,
Камин теплом заворожит.
Уснула. Шесть часов покоя.
Ну вот и этот день прожит.











Всё суета сует… Дождь нежно гладит стёкла.
Безвольны руки. Мягко льётся свет.
Влетела мысль и, тихая, поблёкла.
В углу гитара – спутница побед.

Подруга милая, бока твои потёрты.
Тебе вверяла радость и беду.
И слёз моих обугленные ноты
Звучали музыкой на вытертом ладу…




Светлячок и сверчок
Жили-были Светлячок и Сверчок,
Пополам делили маленький дом.
Старым был и очень мудрым Сверчок,
Светлячку он говорил перед сном:
 – Ну зачем ты со смешным фонарём 
По дорогам, по тропинкам стоишь,
Ведь не ходят там ни ночью, ни днём,
Только сердце раньше срока спалишь.

Ну а если вдруг разомкнётся круг  
                                  и не хватит в беде огня?
Никого вокруг, и тогда, мой друг, позовут меня!
И я, Светлячок – ночной маячок, укажу им путь.
Ты пойми, Сверчок, мудрый мой Сверчок,
Только в этом суть.

Вечерами Сверчок сладко дремал,
Светлячку он говорил:
                      – Не бузи,
Я сегодня за день очень устал,
Да и ты спать ложись, не ходи.
Ну кому ты нужен в этой ночи,
Ведь все давно уже спят по домам.
Только совы там снуют да сычи,
Твоя служба – самообман.
              
Ну а если вдруг разомкнётся круг  
                                  и не хватит в беде огня?
Никого вокруг, и тогда, мой друг, позовут меня!
И я, Светлячок – ночной маячок, укажу им путь.
Ты пойми, Сверчок, мудрый мой Сверчок,
Только в этом суть.
                 
Но Сверчок просил:
                    – Ты, себя храня,
Потихонечку дыши и живи.
Берегись любви и её огня,
Никому своей не дари любви.
Светлячок вскричал:
                     – Не боюсь огня!
Он во мне, словно ветер, живой!
Я готов сгореть, коль возле меня
Хоть один найдёт дорогу домой!

Ну а если вдруг разомкнётся круг  
                                  и не хватит в беде огня?
Никого вокруг, и тогда, мой друг, позовут меня!
И я, Светлячок – ночной маячок, укажу им путь.
Ты пойми, Сверчок, мудрый мой Сверчок,
Только в этом суть.


Стены 
Супермодные, многоэтажные
Клетки-клеточки вечного круга.
Строим стены надёжные, важные,
Чтоб не видеть, не слышать друг друга.
Словно устрицы, будто ящерки,
За дверями с замками пудовыми,
На диванах, уставившись в ящики,
Тратим жизнь свою бестолковую.

             Почему только после стопочки
             Да ещё в плацкартном вагоне
             Открываются души, как форточки,
             И лежат, как дитя, на ладони.

Но объявит диспетчер прибытие,
Ты шагнёшь на перрон с чемоданами, – 
Вновь стена – словно наше прикрытие,
Неприступное, первозданное.
Может, хватит строить заборчики,
Заслоняясь словами, как латами,
Лучше выпьем, друзья, по стопочке –
И в вагоны с местами плацкартными.

             Почему только после стопочки
             Да ещё в плацкартном вагоне
             Открываются души, как форточки,
             И лежат, как дитя, на ладони.
Супермодные, многоэтажные
Клетки-клеточки – я и ты.
Строим стены надёжные, важные.
К чёрту стены, стройте мосты!









Мужик с гитарой
Ко всем женщина, как кара, что с косой наперевес, 
А ко мне мужик с гитарой непонятно как пролез.
И куражится, зараза: 
                     – Собирайтесь!
                                     Пробил час… –
Ну нельзя ж вот эдак сразу. 
                            Вы пройдите. 
                                         Всё для вас.
Вот закуска – рыбка, утка. Я вам рюмочку налью.
Он ответил: 
             – Что ж, минутку я, пожалуй, постою. –
Но шагнул и выпил стоя, закусил всё ветчиной, 
А потом добавил: 
                  – С горя не мешало б по второй. –
Взял потёртую гитару, покачнулась тень свечи,
И запел про домик старый и про лыжи у печи.
И под звуки добрых песен под металл, а не нейлон,
Став вдруг безрассудно весел, о себе поведал он: 
– Был я бардом и туристом, пел с друзьями у костра, 
Да попутал раз нечистый, не того хлебнул с утра.
И на небе оказался, но, закончив жизни круг, 
Я с гитарой не расстался, вырвать не смогли из рук.
Наверху мне так сказали:
                         «Ты гитару нам отдай, 
Позабудь свои печали и ступай спокойно в рай».

Только я не согласился и гитары не отдал.
Главный страшно разозлился и назад меня
                                         послал…
Я летел с небес, как камень, и, обрушившись на вас, 
Гаркнул, как гласит преданье:
                               «Собирайтесь!
                                              Пробил час!»
Я смеялась. Он винился: 
                         – Ну, пошёл, есть масса дел. 
Вы простите, что напился. –
                             И покинул мой удел.
Я за ним закрыла двери и опять накрыла стол…
Что вы ржёте в самом деле?
                           Если б к вам такой пришёл!

Барды, вы живому слуги, но, когда всё ж призовут, 
Шестиструнные подруги вас и там не предадут.
А пока мы живы, братцы, позабудем сонм обид,
Надо мною посмеяться… приходите, стол накрыт.





В ночь перед выходом на работу
Размышления отпускника 

На работу? Уж лучше повеситься...
В магазине купила верёвку.
Продавщица советует весело:
 – Вам без мыла будет неловко.

И тогда я вернулась за мылом.
Этикетки читала усердно,
Чтоб бактерии точно убило
И для кожи чтоб не было вредно.

Только я не нашла компромисса
И решила, что буду топиться.
Нет, не в плане спиртного акциза,
Ну, не в смысле, чтоб просто напиться.

Ночью к озеру вышла… Смиренно
Привязала булыжник на шею – 
Метров триста прошла... по колено!!!
В общем, бросила эту затею.

Не топиться, так, значит, стреляться!
Только вот с пистолетом проблемы.
И решила, зачем изгаляться?
Можно простенько – вскрыть себе вены.

Долго бритвочку в доме искала.
Не нашла. Постучалась к соседу…
Этот гад – ну ни много ни мало –
Укатил на юга! Будет в среду!

Значит, завтра опять на работу…
Все мне планы порушил, СКОТИНА!
..............................................................................
За него выйду замуж в субботу,
Чтобы жизнь не казалась малиной!



Сон 
Мне в мае приснилось, что кончилось лето,
Что яблони сбросили наземь плоды.
На солнце и счастье наложено вето,
От лета остались лишь тень да следы.

Потом мне приснилось, что я танцевала.
Со мной танцевал надувной крокодил.
Из нас получилась чудесная пара,
Народ любоваться на нас приходил.

Смеясь и ликуя, обнявшись покрепче,
Мы в танце кружились, дарящем покой.
На миг и во сне стало сердцу полегче,
Лишь жалко, что был крокодил надувной.

Прошу, не будите, пускай мне приснится
Минута удачи хотя бы во сне,
Что стала я ветром и синею птицей
И лето в начале, а кода весне.
Видно, рано помирать
           Мне однажды надоело
           Слёзы лить да горевать,
           Слушать стон больного тела,
           Что мечтает лечь в кровать…
Разминает ветер крылья,
Солнце красит горизонт,
Тучи серые уплыли,
Я оставлю дома зонт.
А возьму с собой в дорогу
Старый, тёртый чемодан,
Уложу в него тревогу
И печалей океан.
И по самому по краю
Вдоль дороги иль реки
Я пойду и потеряю
Чемодан своей тоски.
А когда в дорожной пыли
Возвращусь назад домой,
Вновь почувствую, что крылья
Развернулись за спиной. 
           Мне однажды надоело
           Слёзы лить да горевать,
           Слушать стон больного тела –
           Что мечтает лечь в кровать.
           Значит, рано помирать!
Ромашка
Я ромашкой полевою
Ранней солнечной весною
В белом платье с бахромою
В твои руки упаду.

Как в желанном тихом лоне,
Я устроюсь на ладони
В жёлтой бархатной попоне,
Отогреюсь и усну.

На твоей ладони гладко,
Под твоей ладонью сладко,
Скину платье прочь украдкой,
Бархат скину, как чадру.

Без одежд душа в полоне,
Мысли скачут, словно кони.
Я в шелка твоих ладоней,
Как царица, наряжусь.

В чёрном небе звёзды тонут,
В страстной неге губы стонут.
Пусть глаза твои как омут,
Утонуть в них не боюсь.



Посвящение маме
Мы матери нежность впитали с грудным молоком,
А веру и преданность сердца познали потом.
И сколько на свете огромном таких матерей!
А я рассказать вам хочу об одной – о своей.

Я знаю, какими б мы ни были,
Живя с подаяния, с прибыли, –
Нас встретят с любовью сердечной и ночью, и днём.
В горькой беде, со страхами,
Идя к алтарю, на плаху ли,
Мы маму на помощь, как Бога, в молитве зовём.

Мы с мамой разделим и горечь, и радость побед,
Она нас простит, что не с нею встречаем рассвет,
За то, что порой забываем писать и звонить,
За то, что мы сами решаем, что делать, как быть.

И в десять, и в сорок для матушки
Мы те же глупышки и лапушки,
Хотя седина в наших чёлках блестит и висках.
Ну что же ты плачешь, милая, 
Смотри, я стою счастливая. 
Я стала такою в твоих самых нежных руках.


Звёздное кафе
               Посвящение 10 «А» классу
Звёздное кафе в тихой улочке.
На дверях швейцара нет.
Забежим, съедим по булочке,
Выпьем грог, погасим свет.
И душа теплом наполнится – 
Не затейлив мой сюжет.
И забудем, что исполнится 
Скоро нам по сорок лет.

               В звёздном кафе свечи горели,
               Слышался блюза тихий мотив,
               В звёздном кафе мы отогрели
               Души свои, по бокалу испив.

Дрогнут небеса, откроются,
И прольётся звёздный дождь.
Тем дождём душа умоется,
Снова сердцем оживёшь.
Не грусти, не смей печалиться,
Что прошло так много лет, 
Мы ещё, друзья, причалимся
К берегам без слёз и бед.

               В звёздном кафе свечи горели,
               Слышался блюза тихий мотив,
               В звёздном кафе мы отогрели
               Души свои, по бокалу испив.

Выберем дорогу дальнюю.
Собирайся, в добрый путь.
И любовь вторым дыханием
К нам придёт когда-нибудь.
Ты поверь, что мы не старые!
Нам ещё любить и петь!
А ветра и воды талые 
Не дадут нам постареть.

               В звёздном кафе свечи горели,
               Слышался блюза тихий мотив,
               В звёздном кафе мы отогрели
               Души свои, по бокалу испив.


Вальс с дождём
Мы шли по улице с дождём
В чудесный летний вечер.
Он предложил: – Давай споём, –
Обняв меня за плечи.
И мы запели в унисон 
Какой-то ритм старинный.
То был, наверно, вальс-бостон,
И страстный, и невинный.

На танец руку предложил,
Встав на одно колено,
И в лёгком вальсе закружил
Галантным кавалером.
И улица, как дансинг-зал,
Шумела и сверкала,
Он на ноги мне наступал,
А я лишь хохотала.

Смотрели люди на меня, 
Кружащую, босую,
Им не понять того, что я,
Кружась, с дождем танцую.
Их души скованы плащом,
Не видят жизнь иную,
А мы целуемся с дождём
При всех, напропалую.

Вентспилс 
На далёкой Балтике сутки напролёт
Ветер, души штопая, весело поёт.
Там по морю синему лебеди плывут.
Я сама их видела, а глаза не лгут.

           Ну где ещё увидите корову на столбе?
           Где вас ещё разбудят крики чаек?
           Там все цветы доверились погоде, как судьбе,
           Там селезни средь воробьиных стаек.

Там в тенистых садиках крики детворы.
Звонкие фонтанчики и в цвету дворы.
Улочки мощёные дворники метут.
Приезжайте в Вентспилс, люди, хоть на пять минут!



Маленький город 
Посвящение Вентспилсу

Маленький город. Чайки в угаре.
Ветер на улицах как господин,
Где растворились в цветном тротуаре
Запахи старых домов и витрин.

Здесь великан жил рассеянный страшно – 
В замке Ливонском забыл башмаки.
Флюгеров стая кружится напрасно,
Ведь улетать им совсем не с руки.

Ёлки на окнах сияют огнями,
В парках стоят все в шарах, мишуре,
Сосны в кадушках, набитых камнями,
Гордый старик на чугунной скамье.

Как в завитушки, в кольца проспектов
Город завит, и несётся молва,
Что на вопросы знает ответ он,
Жаль, только ветер уносит слова.

Чёрное с белым встретится снова,
И шпаги не в ножнах не без причин:
Русское слово – как метка дурного,
Вроде вас много, но каждый один.

Калининград
Давным-давно небесный повар 
Рецепт для города составил,
Смешав культуры, стили, грани 
Вне всяких правил, глупых правил.

Включил в него души надежду, 
Любовь, печаль, туман и снег,
Загадки снов, сплетенье рек
И верной дружбы оберег.

Но всё ж чего-то не хватало.
И он добавил зелень трав,
Нектар цветов и тишь дубрав
Да стать и удаль – для забав,

Щепотку соли, ветер с моря
И, вспомнив, что когда-то встарь
В печенье клал орех миндаль, – 
Добавил солнечный янтарь.

Идя по улочкам мощёным,
Был горд собой и очень рад,
Что будет счастлив и богат
Калининград. 
	     Калининград.
Лаймэ
Цветы увяли в волосах,
И час разлуки неизбежен.
Горчит улыбка на устах,
Но голос бодр, тих и нежен.
Мы говорим словами песен,
Стихов, звенящей тишиной.
Ты был так собран, даже весел,
Но был при всех со мной одной.

Баркас с названьем «Счастье» – «Лаймэ»,
На берег выброшен, лежит. 
С ним фотография на память 
В моих руках чуть-чуть дрожит.
К чему играть с собою в прятки:
Баркас без моря – лишь дрова,
И паруса без ветра – тряпки,
А остальное – всё слова.

Но ощущение потери
Не растворяется, как дым.
Всё понимаем, но не верим.
Всё понимаем, но молчим.
К чему играть с собою в прятки:
Баркас без моря – лишь дрова,
И паруса без ветра – тряпки,
А остальное – всё слова.




Осень
Сменило лето звёздный плащ на чёрный френч
И рыжей кошкою у ног собралось лечь,
А это значит, злая осень впереди,
А значит, грусть, и грязь, и вечные дожди.

             Шлёпает осень ночами по лужам,
             Кружит ветрами, и злится, и вьюжит,
             Всё покрывает корочкой льда,
             А мне прибавляет тихонько года.

Дожди прольются, и в озябшие дома,
Как королева на престол, взойдёт зима.
И будет сердце леденеть и душу рвать,
Не улететь, и нам придётся зимовать.

             Шлёпает осень ночами по лужам,
             Кружит ветрами, и злится, и вьюжит,
             Всё покрывает корочкой льда,
             А мне прибавляет тихонько года.

Вновь зародится в небе новая луна,
И вихрем сказочным влетит в мой дом весна,
Сыграет гамму с крыши звонкая капель,
Наступит март, за ним с подснежником апрель.

            Как хочется верить, что вместе с апрелем
            Вернутся надежды, оплакав потери,
            А лишние годы не станут бедой,
            И боль уплывёт вместе с талой водой.
Угольки
На большой и гладкой стенке
Угольками из печи
Я рисую по побелке
Дом и к домику ключи.
На пороге хитрый зайка,
Убежавший от лисы.
Ты поди его поймай-ка,
Ведь видны одни усы.

Я сороку-белобоку
Нарисую на шесте, 
Чтобы весточки до срока
Приносила на хвосте.
Нарисую снег и горы,
Нарисую дол и лес,
И пустые разговоры,
И пиковый интерес.

Стрекозу. 
          Козявку. 
                   Жучку.
Бабку.  
       Дедку.
              Кошку. 
                     Внучку…
Нарисую всех подряд,
Кто и не был виноват.

Отошла и посмотрела…
Суть печальна и проста.
Мне бы краски – я бы смело,
Я бы с чистого листа…


Белая скатерть
Я накрою стол белой скатертью.
На столе цветы, в хрустале вино,
По щекам свечи слёзы катятся,
Посидим чуть-чуть, поглядим в окно.
Посажу за стол, да не рядышком,
За одним столом, будто порознь.
Загляну в глаза твои краешком,
А в глазах тоска поздней осени.

Я не трону губ твоих ласкою,
Ведь ничто назад не воротится.
Не обманешься сладкой сказкою,
И обманывать разохотится.
Тишина вокруг, только свечки треск.
От поникших душ не идёт тепло.
А от хрусталя разноцветный блеск – 
Словно солнцем комнату замело.

А когда свеча догорит дотла 
И молчать в тиши мы намаемся,
Помертвеет дом, лишь душа светла.
На пороге в ночь мы расстанемся.
Завтра будет день серый, пасмурный,
Будет ливень слёз, может быть, гроза.
Завтра будем мы труса праздновать,
Опустив глаза, опустив глаза.
Кошка
Лохматая серая Кошка
Гуляла одна по судьбе.
Лохматую серую Кошку
Навек приглашали к себе 
Медведь – как всегда тихой сапой,
Ленивец, Олень и Шакал,
Лишь Кот свою серую лапу
Лохматой не предлагал.

Он жил в это время с Окапи
И в тысячный раз объяснял
Весь кайф умывания лапой
И прелесть больших одеял.
Как сладко свернуться клубочком,
Хвостом прикрывая свой нос.
Окапи скакала по кочкам – 
И хвост у неё не дорос.

Лохматая нынче с Тюленем
На льдине снимает накал,
А Кот как дурак за Газелью
Всю ночь по саванне скакал.
Абсурд достижения цели
Понятен и ей, и ему:
Нет лап у прекрасной Газели,
И Кошке Тюлень ни к чему.

Зеркало
Семнадцать минуло мне по весне,
Ждала я милого на вороном коне.
Казался сказкою весь белый свет – 
Мечты наивные в семнадцать лет.
              Ты видишь зеркало, зеркало висит,
              А перед зеркалом женщина стоит,
              Ей сорок пять уже, а может, двадцать пять,
              Вам не понять, вам не понять.
Когда же минуло мне двадцать пять,
Мечта покинула, а мне дала понять,
Что домик карточный – моя семья.
Похоронила я и принца, и коня. 
             Ты видишь зеркало, зеркало висит,
             А перед зеркалом женщина стоит,
             Ей сорок пять уже, а может, двадцать пять,
             Вам не понять, вам не понять.
Когда же минуло мне сорок лет,
Я вдруг увидела тех лет печальный след –
Возле глаз сеточка, морщины, что ль,
Ах, не морщины то, а сердца боль.
            Ты видишь зеркало, зеркало висит,
            А перед зеркалом женщина стоит,
            Ей сорок пять уже, а может, двадцать пять,
            Вам не понять… 
                            И нам не понять.
Фрегат
Ничего не успеваю, 
Ничего не успеваю,
Лишь бросаю вслед прощальный взгляд.
Я себе напоминаю 
Птичью стаю, птичью стаю,
А хотелось быть похожей на фрегат.

                    Чтоб вперёд под парусами,
                    Чтоб в обнимку с небесами
                    Целовать бы в губы облака,
                    Чтоб душа смеялась, пела,
                    Чтобы сердце не болело,
                    Чтобы на плече твоя рука.

Суеты тугие реки
Нас опутали навеки,
Только в том никто не виноват.
Можно рваться, можно злиться,
Но нельзя остановиться.
И несёт нас времени фрегат.

                     Хей, вперёд, под парусами,
                     Где в обнимку с небесами
                     Целовать бы в губы облака,
                     Чтоб душа смеялась, пела,
                     Чтобы сердце не болело,
                     Чтобы на плече твоя рука.
Не спеши, дружище, к Богу.
Нам ещё одну дорогу
В этой жизни суждено пройти.
Только мы спешим по кругу,
Забывая друг про друга.
Вспомним поздно, лишь в конце пути.

                    Ничего нельзя исправить,
                    Суета сжирает пламя 
                    Сердца. В небе плачут облака.
                    Теми серыми дождями
                    Ляжет пропасть между нами,
                    И забудет путь к плечу рука.





Розина
А в витрине магазина гуттаперчивая кукла проживала.
Звали все её Розина, она пела и неплохо танцевала.
Было зеркальце у куклы, стол дубовый и кровать,
В шифоньере пара платьев и удобная подушка, 
чтобы спать.

               Отчего же такой грустный вид?
               Влюблены в тебя Рим и Мадрид!
               Даже мудрый мэр при встрече
               От любви лишился речи...
               Отчего же такой грустный вид?

Глядя бирюзовым взглядом, всё томилась кукла, 
всё вздыхала: 
– Ведь для жизни есть что надо, только этого всегда
 бывает мало.
Вдруг захочется безумно спелой грозди винограда!
То вишневого варенья, то случайного восторженного
 взгляда.

               Ну чего же тебе, кукла, не хватает?
               Вся округа тебя просто обожает.
               И шарманщик очень старый
               С разноцветным другом ара
               Лишь тебе счастливый жребий предлагает.
День за днём летели годы, стёрлись краски, заросло всё
 паутиной.
Куклу обошли невзгоды – ни любовь, ни счастье 
не нашли Розины.
Никого не одарила счастьем страстного полёта.
За стеклом своей витрины не познала ты ни горечи, 
ни мёда.

               Ты решила, ты сделала шаг
               Из неона витрины во мрак.
               Теперь лишь ветер в поднебесье
               О тебе слагает песни,
               Но ты решила, ты сделала шаг.



                                                   
Колыбельная Мышонку
Посвящение дочери

Ночь тихонько постучалась в наши двери.
Дочь-красавицу качая в колыбели,
Я пропела:  – Доброй ночи, доброй ночи,
Пусть волшебница нам счастье напророчит. –
Шелестела ночь крахмальной занавеской,
Звёзды яркие начистила до блеска,
Отдохнула в полумесяце луны
И пошла дарить чарующие сны.

                     Спи, Мышонок, сладко-сладко.
                     Золотую прядь украдкой
                     Я поправлю, и не быть беде.
                     Я поправлю одеяло,
                     Чтобы на пол не упало,
                     А печаль и боль твои – возьму себе.

Пусть тебе, моя любимая, приснится 
Мир волшебный, и красавица жар-птица,
И прекрасный принц на вороном коне –
Этот принц когда-то тоже снился мне.
Ночь задумчиво по городу шагала,
Спали люди, я одна её встречала,
Улыбнулась и сказала ей:  – Привет! –
С неба звёздочка упала мне в ответ.
Я её поймала сердцем, с ней теплей.
Запрягала ночь в повозку трёх коней.
Те, кто любят, ночь приветствуют и ждут,
Я с надеждой на любовь останусь тут.

                     Спи, Мышонок, сладко-сладко.
                     Золотую прядь украдкой
                     Я поправлю, и не быть беде.
                     Я поправлю одеяло,
                     Чтобы на пол не упало,
                     А печаль и боль твои – возьму себе.



  
 Девочка-беляночка
Посвящение дочери
                                             
Девочка-беляночка с русою косой 
По полю медвяному бегала босой,
Собирала девочка солнечный букет,
В том букете песнь о лете и любви привет.

Колокольцы синие весело звенят,
Маки красногривые на ветру шумят.
Скромная фиалка, лютик золотой –
Целая полянка радуги цветной.

Белыми барашками в небе облака, 
Солнце им покрасило розовым бока.
А пасёт их в небе ветер озорной.
Нагуляйтесь досыта и назад – домой.

Нежно гладит солнышко этот мир цветной,
Весь прогрет до донышка ручеёк лесной.
Девочка-беляночка с русою косой 
По полю медвяному бегала босой.




Море
Мне снилось синее море.
Чайки. У кромки воды
Тихо сидели двое
И говорили на ты.
Ветер играл волосами –
Такая его стезя.
Ты всё сказал глазами,
То, что губами нельзя.

Я уронила руки
В кудри твоих волос.
Ветер смешал все звуки,
Ты не расслышал вопрос.
Да и не надо, милый,
Какие, к чёрту, слова,
Если покинули силы
И кругом идёт голова.

Сон – это шанс вернуться,
Ещё раз прильнуть к плечу.
Ах, только бы не проснуться
Хотя бы ещё чуть-чуть.
				




Четыре стены
Я вернулась в четыре холодных стены
И с дырою в пространство с названьем окно
С ощущением смутной и жгучей вины –
Не понятно без титров немое кино.

                Я прошу тебя, сердце, ровнее стучи,
                Я прошу тебя, боль, потерпи, не кричи.
                Я всего лишь хочу прикурить 
                                             от огарка свечи.

Я пытаюсь припомнить забытый мотив
Песни счастья. 
               Я знаю. 
                       Она же была.
Только горькую чашу до края испив – 
Вижу серый тупик. Снова жизнь не мила.

                Я прошу тебя, сердце, ровнее стучи,
                Я прошу тебя, боль, потерпи, не кричи.
                Я всего лишь хочу прикурить
                                            от огарка свечи.

Я уже не боюсь умирать по ночам
И давно не делю утро, полночь и день,
Как уставшим от яркого света очам,
Есть спасенье одно – безразличия тень…

                Я прошу тебя, сердце, ровнее стучи,
                Я прошу тебя, боль, потерпи, не кричи.
                Я всего лишь хочу прикурить
                                            от огарка свечи.


Любовь 
Если дождь за твоим окном 
Слёзы льёт и стучит по лужам, 
Это я скучаю и ночью и днём
По тебе. Ты мне очень нужен.

Если утром разбудит луч
Солнца, звонкая песнь свирели,
Значит, я люблю, и не будет туч,
Значит, будет сезон капели…

Если лунно-звёздным плащом 
Ночь укрыла дома и скверы,
Это я, засыпая, мечтаю о том,
Чтобы сердцу хватило веры…

Если с неба посыпал снег,
Залепил в твоём доме стёкла,
Значит, сердце устало, смирило бег, 
Я одна и совсем продрогла.

Если ранний чудной звонок
Вдруг раздастся в твоей квартире,
Это значит, остался только порог,
Разделяющий нас в этом мире…
Сезон дождей
Да, я пьяна. Нет, не от счастья –
Банально выпила вина
И весела. Сезон ненастья
С собою принесла весна.
    	Сезон дождей, сезон свирелей –
    	Миг пробуждения от снов.
 		А я пьяна и еле-еле
     	Плетусь в плену своих оков.
Пошла река. Подснежник синий
В проталине горит звездой,
А утром белый хрупкий иней
Растает хмурый и седой.
         	Сезон дождей, сезон свирелей –
         	Миг пробуждения от снов.
         	А я пьяна и еле-еле
         	Плетусь в плену своих оков.
Ещё белеют одеяла – 
Осколки тающих снегов, 
А я пьяна. А мне всё мало…
Я выхожу из берегов!
         	Сезон дождей, сезон свирелей –
         	Миг пробуждения от снов.
         		А я пьяна и еле-еле
         		Плетусь в плену своих оков.
 Улетаешь…
          Улетаешь, улетаешь, улетаешь…
          Спрячешь слёзы в воротник плаща.
          Он уйдёт, а ты растаешь, ты –  растаешь
          В серых сумерках полночного дождя.
Показалось тебе, глупой, померещилось,
Что его глаза полны тепла.
Милая доверчивая женщина,
С кем ты ночь сегодня провела?
Он в судьбе попутчик был случайный –
Мягкий взгляд, прохладная рука…
И мечта надеждою венчальной 
Затопила душу, как река.
          Улетаешь, улетаешь, улетаешь.
          Спрячешь слёзы в воротник  плаща.
          Он уйдёт, а ты растаешь, ты – растаешь
          В серых сумерках полночного дождя.
Он ворвался в сердце серым кречетом.
Ничего тебе не обещал.
Попрощался тихо и застенчиво
И в такси отправил на вокзал.
Не винишь его, не лжёшь, не каешься,
Лишь глаза погасли. 
                    – Не зови.
Будешь улыбаться… Но оттаешь ли?
Чтобы вновь вернуться для любви.
          Улетаешь, улетаешь, улетаешь.
          Спрячешь слёзы в воротник  плаща.
          Он уйдёт, а ты растаешь, ты – растаешь
          В серых сумерках полночного дождя.



Подожди, дождь
Я не иду, а ты не ждёшь.
И ничего нельзя исправить!
Но обжигает сердце память…
Твои следы смывает дождь.

Подожди, дождь,
Не смывай следов памяти – 
Я ещё жива в прошедшем дне.
Память дольше жизни, и вы точно знаете,
Что она лишь возвращает жизнь в волшебном сне.

Пусть прорастает в сердце сныть.
Но горечь на моих губах.
Немая боль в твоих глазах.
И это мы не сможем скрыть.

Подожди, дождь,
Не смывай со щёк слёзы – 
Слёзы так печальны и тихи,
Как весенней влагою белые берёзы 
Плачут и смывают в сердце все свои грехи.

Прости мне горькую обиду,
Что в корабле пробила течь,
Мне, не сумевшей уберечь 
Сердец, устроивших корриду.

Подожди, дождь,
У тебя ещё будет время
Смыть мои следы с его дорог,
Чтоб не очень часто, пусть наравне со всеми,
Он меня без жгучей боли всё же вспомнить мог.




Старая картина
Всё как обычно – серый день.                              
Холодный дождь. На сердце тень.
Осенний лист скребётся по стеклу.
И я одна… 
           Опять одна
Стою у мокрого окна
И жду – когда, 
               и жду – когда, 
                              и жду – когда...

               Я – словно старая картина…
               И кто меня нарисовал?
               Смотри, под сердцем паутина
               И у лица тоски овал.
               И, словно серая вуаль,
               Прикрыла блеск в глазах печаль,
               И улетели, унесли
               Мои надежды о любви
               На белых крыльях журавли.

Проходит жизнь, а с нею век
Исчез, растаял, словно снег,
Уже морщины поцарапали лицо.
Но я спокойна и горда, 
Пока душою молода,
А что не вечна красота, так ерунда.
                
               Я – словно старая картина…
               И кто меня нарисовал?
               Смотри, под сердцем паутина
               И у лица тоски овал.
               И, словно серая вуаль,
               Прикрыла блеск в глазах печаль,
               И улетели, унесли
               Мои надежды о любви
               На белых крыльях журавли.

Нет, нет! Не стоит горевать!
Ещё не время умирать!
Ещё успею пошуметь, потанцевать!
Ещё успею покружить,
Наколдовать, наворожить,
И в моей жизни ещё что-то может быть.

              Я – словно старая картина…
              И кто меня нарисовал?
              Смотри, под сердцем паутина
              И у лица тоски овал.
              И, словно серая вуаль,
              Прикрыла блеск в глазах печаль,
              И улетели, унесли
              Мои надежды о любви
              На белых крыльях журавли.

Жизнь
Я цепляюсь за жизнь, уходящую в прошлое молодость.
Я в походы хожу и пытаюсь казаться своей.
Но средь яркой травы, чуть дыша, сухостоя немая горсть
Жалко жмётся к огню юных дев и поджарых парней.
А в полях по росе бродят вечно влюблённые аисты –
Чёрно-белые вестники вечной прекрасной весны.
Только дунет в висок сединой, и узнаешь ты,
Как печальны костры догорающих душ и честны. 
Я смеюсь громче всех, надеваю нелепые платьица,
Чтоб хотя бы на миг кровь по жилам бежала быстрей.
Я цепляюсь, а жизнь с ускорением под гору катится,
И, увы, не вернуть той весёлой поры тополей.
А в полях по росе бродят вечно влюблённые аисты –
Чёрно-белые вестники вечной прекрасной весны.
Только дунет в висок сединой, и узнаешь ты,
Как печальны костры догорающих душ и честны. 
Загрустила душа, пожелтела, за ветром сейчас улетит.
Ярко-красный сполох предвещает дождливый раскат.
И кричи не кричи, только солнце прошло свой зенит
И торопится жить, понимая, что скоро закат.
А в полях по росе бродят вечно влюблённые аисты –
Чёрно-белые вестники вечной прекрасной весны.
Только дунет в висок сединой, и узнаешь ты,
Как печальны костры догорающих душ и честны. 
Завтра
Завтра я буду птицей –
Свободной, легко парящей,
С крылами из синего ситца,
Любовь и тепло дарящей.
Завтра я буду верить. 
Завтра я буду новой.
Ныне закрою двери 
В душу на все засовы.
Ныне я плакать буду,
Выть и искать опору,
Но изгоню Иуду,
Кровавую вспенив ссору.
Завтра я буду ветром –
Беспечным шальным повесой,
Которому страх не ведом – 
Он спит и гуляет за лесом.
Завтра я буду новой. 
Завтра начну сначала.
Вздыбился ныне конь мой,
Ныне мне места мало.
Ныне живу не веря
(Крест предо мной маячит),
Но изгоняя зверя, – 
Я не могу иначе.
............................................................
Выплачу душу добела. Страх и печаль схлынули.
Близкие пришли досветла. В доме полы вымыли…
Нора
Есть у каждого зверя нора.
В тине прячется сом.
И у меня быть должен – пора –
Тихий желанный дом.

Дом, где двери не рвутся с петель,
Из окон не слышен плач,
Дом, где всегда есть много гостей
И безработный палач.

Пусть даже будет не дом – 
                           причал
Или маленький плот.
Лишь бы меня там кто-нибудь ждал
Ночи и дни напролёт.

Но не случилось. 
                 Жизненный шквал
Разбил о счастье мечты.
Я ль не сумела, ты ль спасовал – 
Разведены мосты…






Две гитары
Две гитары играли усталый блюз.
Торопилась, фальшивила третья струна.
Обречён и печален такой союз,
Но понять не хотели ни он, ни она.

По утрам, встречаясь, играли опять,
Призывая к ответу третью струну, – 
Она лгала.
           Они не могли не играть.
Вечерами смотрели с тоской на луну.

Никогда тем сердцам не звучать в унисон.
Понимала это лишь третья струна,
Но оковы надежды – как сладкий сон,
А надежда в оковах – наша вина.

В метель, и в пургу, и когда ветер тих,  
Может, год, может, два будут струны менять,
В кровь измучают пальцы и души, а в них
Будет третья струна, диссонируя, лгать.



Бог и чёрт
Мне Бог говорит:
                 – Всё! 
                        Встали часы.              
Нечего больше искать!
Чёрт из кустов, усмехаясь в усы:
                                 – А это ещё как сказать…
Мне Бог говорит:
                 – Ты шла столько лет,
Нашла ведь то, что искала?
А чёрт из кустов:
                  – А может быть, нет,
А может, этого мало?
Мне Бог говорит:
                  – Ну, хватит скакать,
Тебе не пятнадцать лет!
А чёрт из кустов:
                   – Всего сорок пять,
Простор впереди и свет.
Бог за своё:
             – Потеряешь любовь,
Будешь одна куковать.
А чёрт из кустов:
                  –  Дороже всего 
Свобода по веткам скакать.
Мне Бог говорит:
                  – Сорвёшься в  полёт
И камнем вниз упадёшь.
А чёрт из кустов:
                  – Брось, раны не в счёт,
Цена этим ссадинам – грош.
Зато беспечна, свободна, легка,
Ни перед кем не в ответе.
Вольною птицею за облака!
В попутчиках свежий ветер!
И если ты всё же вниз упадешь,
Крылья ломая о скалы,
Зато поживёшь! О как поживёшь!
А разве этого мало?
Но будет момент – я боль не снесу.
Встать на крыло не смогу!
Но будет момент, когда, как в лесу,
Душа закричит:
                – Ау!
И будет ответом ей тишина – 
Я всех потеряла в пути.
Пепел развеян. 
                Гордыни вина,
Что некуда больше идти.

Нет, чёрт, ты не прав! 
                       Ты лгал столько лет, 
Что птица должна летать.
Вот пред собою держу я ответ,
И нечего мне рассказать. 

Я падаю вниз, ломая крыло,
Жизнь отдаю за полушку.

Когда разобьюсь, 
                  соберите перо.
Набьёте хотя бы подушку…
 
        

Страх

Мне страшно на рассвете, сон круша,
Вдруг разглядеть вокруг чужие лица.
Осиновым листом дрожит моя душа –
Она боится. 
            Она боится.

Твои глаза кричат: – Я так люблю!
Скорее подпусти меня поближе. –
Но страшно мне, что двери отворю,
Впущу тебя, а света не увижу.

И снова ночь зальёт мои глаза,
И красок мир и звуков прочь исчезнет,
А я одна без мыслей и в слезах
Растаю, растворюсь в подлунной бездне.

И снова будет та же круговерть, 
Где ветер-дворник листья подметает,
А осень, как кокетка – что надеть, –
Примерит снег, а поутру растает.

Мне страшно на рассвете, сон круша,
Вдруг разглядеть вокруг чужие лица.
Осиновым листом дрожит моя душа –
Она боится. Она боится.

Приходи 
Посмотри на мир из моего окна,
И узнаешь ты, почему одна,
Отчего в груди поселился страх
И откуда соль на моих щеках.

Приходи скорей, долго не тяни.
Жёлтою листвой облетают дни.
Но ещё горит огонёк в груди,
Я ещё пою… 
            Слышишь?  
                      Приходи.

Обгорел рассвет, и замерз закат,
И всё чаще мне смотрится назад, 
А смотреть вперёд страшно –
                             там темно,
Не спасут друзья, не спасёт вино.

Но бывают дни, словно фейерверк!
Этих дней, мой друг, не забыть вовек!
Когда рампы свет! Рукоплещет зал!
Когда полон дом, шумен, как вокзал!

Приходи скорей, стены разберём
И в одно окно поглядим вдвоём,
И узнаем мы, почему свой век
Одинок душой каждый человек.
Приходи скорей, долго не тяни.
Жёлтою листвой облетают дни,
Но ещё горит огонёк в груди, 
Я ещё пою…
            Слышишь, приходи.




Ночная птица
Я странная ночная птица
И, наслаждаясь тишиной,
Отчётливее вижу лица,
Я лучше слышу в тьме ночной – 
Что днём сказать хотели люди,
Но даже не смогли начать.
Они свидетели и судьи,
Вот только на устах печать.

Зря говорят, что ночь немая, – 
В ней сотни звуков, голосов.
Она одна, всё в жизни зная,
Освобождает от оков.
И ты летишь, мечтой влекома,
Тебе преграды нипочём,
Открыта дверь любого дома,
Входи, окажемся вдвоём.

Вдвоём, втроём, никто не лишний,
Найдём о чём поговорить.
Услышь меня, услышь, Всевышний…
Осталось лишь глаза закрыть.


* * *
Окончен рассказ, и сейчас я уйду за кулисы,
Что слышали слёзы и смех, взлёт и шумный провал,
Там маски снимают, сыграв свои роли, актрисы,
А я там надену её на уставший овал.	
Улыбчива маска. За нею я прячу печали,
И слёзы, и страх, и бескожую душу свою.
Как грустно порою смеяться… 
                             О если б вы знали.
Живу в краткий миг, когда песни свои вам пою.

Как странно, лишь в свете софитов, 
мне в душу светящих,
Средь сотен внимательных, строгих, придирчивых глаз
Могу говорить о своём – о былом, настоящем
И отклик сочувствия видеть и чувствовать в вас.

Мгновенье для вдоха промчалось. Погаснут софиты,
И вы возвратитесь к проблемам насущного дня,
Но свет и тепло ваших глаз мной не будут забыты,
А коль что не так, я прошу вас, простите меня.


Hosted by uCoz